Мемуары И. В. Корзун. Часть IV - После альпинизма. Глава 1. Введение и годы до рождения Наташи 1953-1956 г.
Часть четвертая
Глава 1

Введение и годы до рождения Наташи 1953-1956 г.

Почему я решила написать такую главу? Ведь, казалось бы с альпинизмом было окончательно покончено, а путешествовать по необъятным просторам нашей Родины доводилось очень многим. (Надо сказать, что в те времена просторы эти были намного обширней и в то же время в административном смысле намного доступнее, чем сейчас, особенно в горных районах, где тогда не существовало границ между Балкарией и Сванетией, или между Киргизией и Узбекистаном). Причем же здесь альпинизм? Дело в том, что не будь альпинизма, не "сколотилась" бы наша группа в таком виде, в котором она получилась, не было бы многих путешествий, которые нам удалось совершить, а главное, не возникло бы тех дружеских связей, которые возникли и упрочнились благодаря этим путешествиям и не сохранилось бы той маленькой группы друзей, которых мой сын Женя и его жена Ира называют теперь "моими (или бабушкиными) альпинистами". Взять хотя бы Абалаковых (Виталия и его жену Валю) или Володю Кизеля. С Абалаковыми я никогда не ходила вместе. Да, мы дружили (кстати прерванная на долгие военные и послевоенные годы дружба восстановилась только в шестидесятых годах), но никогда не встречались в горах, их альпинистские достижения были для меня недосягаемыми, мы находились совершенно на разных ступенях. То же и с Володей Кизелем. Он был старейшим членом команды Абалакова, я знала о нем, но сама даже не была знакома с ним, если не считать редких ежегодных встреч на московских вечерах ветеранов альпинизма. Или Алик Любимов и Андрей Натан. Никогда, будучи альпинисткой, я их даже не знала. Или, наконец члены их семей, которые раньше иначе как жены, никому не были известны, а в наших послеальпинистских путешествиях обрели равные права с такими знаменитостями, как Абалаковы, Кизель, Казакова. Вот и захотелось мне познакомить моих родных, которые знают их (а некоторые только их) со всей историей возникновения нашей прекрасной группы "альпинистов", а по существу именно "послеальпинистов". Но между временем моего ухода из альпинизма и активной деятельностью нашей "послеальпинистской" группы был разрыв во времени порядка 15-20-ти лет, и мне захотелось коротко рассказать, как все это происходило, и чем для меня были заполнены эти годы. Итак вспомним. Мой окончательный уход из альпинизма состоялся после моего возвращения в Москву с Урала в 1953 году. Тогда между мной и моим мужем Ефимом Самойловичем Ратнером было заключено соглашение о том, что отныне я без него никуда не езжу, и все возможные путешествия мы совершаем только вместе. Надо сказать, что мой муж (буду называть его в дальнейшем Има) сам был любителем горных путешествий. Он не раз ездил на Кавказ в горы, ходил в хорошие горные маршруты и со своим братом Бобом, и с друзьями из ВЭИ и в других компаниях, например со своими друзьями Владимиром Иосифовичем Векслером и его женой историком Ниной Александровной Сидоровой. В послужном списке Имы есть и пребывание в альплагере и зачетное (на значок Альпинист I ступени) восхождение под руководством инструктора Гали Воздвиженской на вершину пик Щуровского и даже получение значка "Альпиниста I ступени". А в последующие годы он продолжал ходить в туристические походы, вспомним хотя бы нашу встречу в Алибеке в 1951 году, когда он шел через перевалы к морю в группе МЭИ, к которой присоединились и Юра Ведеников со своей женой Верой Поляковой. И даже после рождения нашей дочери Наташи в 1956 году, когда я кроме как на подмосковные дачи никуда не ездила, Има по своей работе занимался созданием и испытанием приборов для измерения космических излучений. По этой теме он был связан с одним из основателей отечественного лавиноведения Г. К. Сулаквелидзе и М. Ч. Залихановым (одним из немногих балкарцев, пробившихся в науку). Има тогда часто ездил на Кавказ, поднимался на станцию "Мир" на Эльбрусе и даже выше. В те годы он был гораздо ближе к горам, нежели я, и принимали его там с большим уважением. Должна сознаться, что сегодня впервые села писать после почти двухнедельного перерыва, во время которого "чукча превратился опять из писателя в читателя". Я с огромным удовольствием занималась чтением своих собственных дневников с описанием всех наших "послеальпинистских" путешествий. Насколько же это приятнее и интереснее, а главное проще, чем самой писать. С каким трудом я оторвалась наконец от этого занятия, чтобы засесть опять за свою "писанину", чего я только не придумывала, чтобы отдалить этот момент возвращения к моей нынешней рутинной работе: например я провела исследование и определила с кем из наших "послеальпинистов" и в скольких походах я участвовала. Очень интересно, но об этом позднее, а пока я свое введение кончаю и начинаю "заполнять" годы, отделяющие меня от этого периода. Возвращаюсь в годы 1953-1956. Это были годы, когда я полностью отошла от альпинизма. Има считал, что нам совершенно необходимо: во-первых обзавестись ребенком, а во-вторых ему познакомиться с моей мамой. Вместе с тем это были годы, когда мы вчетвером (Има, я и мальчишки) жили в проходной комнате и не было никакой возможности для моей мамы остановиться у нас, так как в другой нашей непроходной комнате жила тяжело больная Имина мать, Вера Михайловна. Все надежды возлагались на лето. В первое же лето, когда жизнь наша более или менее наладилась, мы с Имой решили осуществить давнишнюю мечту мальчишек и съездить на Кавказское побережье Черного моря в Архипо-Осиповку, обязательно прихватив с собой и маму из Челябинска. С билетами мы устроили так, чтобы маме не пришлось даже ночевать в Москве, а на обратном пути мама сможет задержаться в Москве дня на два, так как она списалась со своими довоенными знакомыми и договорилась о возможности ночевать у них. И мы отправились на Кавказ в такой разнородной компании: Има (43 г.), мама (70 лет), мальчики (10 и 7 лет) и я (40 лет). Устроились мы прекрасно и жили у очень приятной хозяйки украинки, которая и разместила нас очень удачно, и кормила нас прекрасными обедами. Все были довольны. Мы с Имой уходили иногда на целый день в походы по окрестным горам, а мальчишки предпочитали с нами не ходить, а болтаться около дома или уходить с бабушкой на море. Помню, как однажды мы устроили грандиозный поход на целый день (кроме мамы). Мы встретили в Архипо-Осиповке своего московского знакомого Сережу Юрова и вместе с ним устроили этот поход с подъемом на зеленую лесистую вершину, довольно далекую от Архипо-Осиповки, уже в предгорьях. На вершину нас вела умнейшая собака, приставшая к нам в селении, расположенном перед самым подъемом на вершину. Оказалось, что хозяин этой собаки, одинокий старик, недавно умер и таким образом, водя туристов на вершину, собака зарабатывала свой хлеб насущный. Нам захотелось оставить кому-нибудь из селян какие-то деньги на пропитание собаки, но оказалось, что она ни у кого не живет и ни к кому так и не пристала. Словом, лето в Архипке было разнообразным и всем нам там было хорошо. На обратном пути в Москву возвращались через Сочи и провели там целый день с большими Имиными друзьями: Колей Соловцовым и его женой Лелей, а также еще с одной парой: Лелиной сестрой Ниной и ее мужем Джаником. Джаник руководил в Гидропроекте проектом поворота Сибирских рек и был великим энтузиастом этой идеи, к счастью так и не состоявшейся. Лето мы провели прекрасно, а осенью я попала в больницу по случаю выкидыша. После этого печального случая я поняла, что нахожусь в том возрасте, когда слишком активный образ жизни во время беременности мне противопоказан, и прошли для меня те времена, когда я могла себе позволить прыгать с шестимесячной беременностью с борта высоченного грузовика.

Следующее лето 1955 года мы отдыхали в чудесной деревне Мерлеево, расположенной в 20-ти километрах от станции "Лопасня" Курской ж.д. Попали мы туда совершенно случайно. Как-то весной я встретила на улице бывшую монтажницу из ВЭИ Шуру Лукашину с двумя ее мальчиками. Шура была уже инженером, была замужем и за эти годы успела не только окончить институт, но так же как и я, обзавестись двумя сыновьями, примерно того же возраста, как и наши мальчишки. Шура рассказала, что нашла под Москвой чудесные нетронутые места с прекрасным лесом, рекой и полным отсутствием дачников. Она уговаривала меня, особенно упирая на то что там легко снять целый пустой дом и что нашим мальчишкам там будет вместе очень весело. Име идея понравилась, и в ближайшие выходные мы отправились на разведку. Все было прекрасно - и природа, и целый пустой дом, который обещали к нашему приезду освободить; вот только с транспортом были проблемы: автобусы в Мерлеево не ходят, более не менее регулярно ездят туда громадные молоковозы, в кабине которых можно разместить кроме шофера двоих человек, но регулярность их весьма относительна, никакого расписания, естественно, нет. До Мерлеева кто-то нас подвез, а вот обратно мы так и прошли пешком все 20 км, и пришли на станцию, когда последняя электричка уже ушла. Ночь продрожали на каком-то заброшенном сеновале, но зато уехали в Москву с первой же утренней электричкой. Летом в Мерлеево всем было очень хорошо. И там мы иногда уходили в далекие походы на целый день. Однажды я бездумно проходила целый день без всякого головного убора, в результате чего случился у меня настоящий солнечный удар. Тогда я не смогла дойти до Мерлеева и вынуждена была на подступах к деревне отлеживаться в тени деревьев, пережидая неприятные последствия собственной глупости. После этого мальчишки всем рассказывали: "наша мама слаба на голову". Еще раз мы навестили Мерлеево зимой. Мы с Имой так расписывали прелести полюбившейся деревни, что уже по инициативе Веры Поляковой мы отправились туда в начале зимы вместе с Юрой Ведениковым, Верой и их дочкой Леной в субботу, чтобы к вечеру воскресенья вернуться в Москву. Ночевать собирались в избе, в которой провели лето.

Съездили мы хорошо, но не учли того, что зимой нас не будет ожидать пустой дом, поэтому ночь пришлось провести не только вместе с хозяевами, но также и с недавно родившимся теленком. Все-таки нас радушно встретили и постелили всем семерым на полу, где мы и переночевали благополучно в тесноте, но не в обиде, благо изба была жарко натоплена. На станцию вышли рано со слабой надеждой на то, что кто-нибудь нас подвезет, но готовые пройти и все 20 км по лыжне вдоль дороги. Так мы и прошли километров 5-6 и ребята начали уже уставать и требовать отдыха, но нас нагнала лошадка, запряженная в сани. В санях была супружеская пара, направляющаяся в Лопасню в гости, с тем чтобы вечером вернуться назад. Мы, конечно, начали отчаянно "голосовать" и они согласились подбросить до Лопасни всех троих детей. Все произошло очень быстро, ребята как-то разместились, с трудом упихнули туда же их лыжи, и они умчались, а мы только тогда сообразили, что не успели им сунуть даже еду и договориться, где мы с ними встречаемся. Мы, конечно, припустили со всей возможной скоростью, но Вера к скороходам не относилась. В результате Юра бросил нас и ушел один. Все кончилось благополучно не помню уж как, но вполне благополучно: ребята оказались умнее, чем мы о них думали, и хозяева лошади добрее, чем можно было ожидать.

Но вот зимой у меня опять начались все признаки выкидыша. По совету врачей, на лето мы сняли дачу на 42-ом км от Москвы, так по моему и называлась наша станция, последняя перед "Раменским" платформа по Рязанской железной дороге. По моим воспоминаниям именно там снимали дачу в 1941 году Лебедевы и именно туда мы ездили тогда ночевать, спасаясь от ночных бомбардировок Москвы. Дачу мы сняли прекрасную, большую, 2-х этажную, в двадцати пяти минутах ходьбы от станции с обширным участком, наполовину представляющим собой кусочек нетронутого цивилизацией соснового леса. Другая половина была засажена клубникой и цветами. Женя переходил уже в 3-ий класс. Никем не принуждаемый, он предпринял подсчет урожая клубники, который должны получить хозяева со своего участка и даже денег, которые они получат за его реализацию. Хозяин тогда про Женю сказал: "надо же, все правильно подсчитал, наверное из него вырастет хороший математик". А Володя в это лето впервые приобщился к настоящей трудовой деятельности. В его обязанности входило не реже двух раз в неделю мыть полы во всей даче. У нас шутливо считалось, что будущий наш ребенок задуман по Володиному настоянию. Он действительно настоятельно требовал, чтобы я родила ему сестренку и он был уверен в том, что именно по его заказу все и задумано и был абсолютно уверен в том, что родится именно Наташка. Поскольку было известно, что мне наклоняться нельзя, постольку и дачу он мыл совершенно безропотно. Има приезжал на дачу каждый вечер и после обеда по вечерам мы обязательно совершали большие прогулки. В то лето где-то поблизости снимал дачу и Валентин Александрович Фабрикант и иногда наши вечерние прогулки мы совершали втроем. Валентин Александрович был прекрасным рассказчиком, и я хорошо запомнила один из его рассказов. В.А. преподавал тогда физику в одном из институтов (кажется в МЭИ) и перед своим отпуском договорился, что вместо него будет читать лекции его молодой, очень талантливый аспирант Сахаров. Когда В. А. как-то появился на кафедре, к нему подошла делегация студентов с требованием заменить этого временного лектора, так как они решительно ничего у него понять не могут. На это требование В. А. со свойственным ему мягким юмором ответил: "давайте поспорим с вами, что через несколько лет вы будете хвастаться всем окружающим, что слушали лекции у самого знаменитого Андрея Дмитриевича Сахарова". Так студентики и ушли ни с чем. А я вспоминала в последствии, от кого и при каких обстоятельствах услышала впервые это знаменитое теперь имя. Но опять меня унесло в сторону. Возвращаюсь в лето 1956 года.

Мемуары И. В. Корзун