Лето 1989 года 5/VIII-24/VIII. Лагерь Безенги, Цей.

Нальчик (1 день); Чегем (1 день); Нальчик (0,5 дня); Лагерь Безенги (7 дней); Плоскогорье Кара-Су (2 дня); Нальчик; Орджоникидзе - Цей;
Лагерь Торпедо (0,5 дня); Лагерь Торпедо (5 дней);
Лагерь Торпедо - Орджоникидзе (0,5 дня).

Участники:
•  Кизель В.А.
•  Ведеников Г.С.
•  Натан А.А.
•  Любимов А.Л.
•  Солодовник Р.М.
•  Корзун И.В.
•  В Цее в лагере Торпедо к нам присоединилась Ася Любимова

Подъезжая утром к Нальчику Рузя сказала: “Сейчас по путям будут бегать ражие альпинисты и кричать: где же Кизель?” И, как в воду глядела: нас действительно встречали Шакир Тенешев (местное начальство) со своим знакомым и отвезли нас во вновь построенную гостиницу “Альпинист”, расположенную на той же улице Пачева, где мы жили в 1981 г. в маленьких домиках. Выяснилось, что в Безенги нас не повезут ни сегодня, ни завтра, а поэтому на следующий день (6-го августа) мы съездили в Чегемское ущелье и всем довелось первый раз увидеть ущелье и водопады при свете яркого солнца. На следующий день (7/VIII) в 13ч.30 м. уехали в Безенги вместе с Шакиром Тенешевым и прибыли в лагерь в 17 ч.30м. По сравнению с 1981 годом изменения незначительные: строятся два домика для иностранцев и начальство новое. Домики для иностранцев строятся по их же проекту с комнатами на одного человека с индивидуальными душами и туалетами. Надеются в недалеком будущем получать от иностранцев валюту. К концу августа дома будут готовы, а пока мы с Рузей принимаем в одном из недостроенных домиков душ. Мы разместились в корпусе для сотрудников в 3-х комнатах. После ужина открылись все вершины и мы наблюдали как они, сначала светившиеся, постепенно одна за другой гасли. Последней простилась с нами и погасла Коштан-Тау.

Утром (8/VIII) идем все вместе с Шакиром в ущелье Кундюм Мижирги. Шакир выдал всем по лыжной палке, чему я была очень рада, так как поведение моего “ахиллесова” сухожилия в горах без ледоруба или какой либо другой надежной опоры, меня беспокоило. Володя выпустил вперед Шакира, а за ним “пыхтела” я, все время отставая. Дошли до начала ледника и около 13 часов тронулись вниз. Шакир вниз идет плохо, у него болят ноги и тут я, конечно, взяла реванш, и Володя настоял на том, чтобы темп задавал Шакир. В лагерь пришли в 14.30 и как были, грязные и потные, ввалились в столовую. Вечером встреча с участниками нашего лагеря. Понемногу рассказали о былом Володя, Юра и я, а Шакир долго показывал слайды Кавказских гор, снятые с вертолета. Вечером спустился туман, потом зарядил дождь, а ночью была сильнейшая гроза. Намеченную на завтра (9/VIII) прогулку в Миссес-Кош, отменили и весь день просто гуляли вниз по ущелью и паслись на малине. До нашего приезда был длительный период ливней и непогоды в горах; погибло 3 альпиниста на стене Чатын-Тау и один горный турист на Салынан-баши. Два хороших дня породили надежду, но вся вторая половина дня опять дождливая и вдруг на утро (10 августа) великолепная солнечная погода. Шакир обязательно хочет сходить со своими друзьями в Миссес-Кош. Его друзья - это семья начальника спасательной службы из Узункола: сам начальник, его жена и двое детей (мальчик и девочка лет 9-12-ти). Нам такая прогулка совсем ни к чему, мы хотим получить продукты и уйти в Миссес-Кош всей нашей группой дня на три с выходом на ледник, а, может быть и дойти до австрийских ночевок. Еще в 1981 году я надеялась туда добраться. Я очень люблю эту поляну прямо под западной Мижирги, с ней связано столько воспоминаний еще с 1936 и 1940 годов. Не получилось. Может быть повезет на этот раз? Володя решил уважить Шакира и распорядился разделиться: Алик, Рузя и Юра (он чувствует себя неважно) останутся получать продукты, а сам Володя, Андрей и я пойдем гулять с Шакиром и его друзьями. Пошли по старой тропе по морене. По сравнению с 81 г. тропа стала хуже, много обвалов, завалов, тропа прерывается, приходится долго искать ее продолжение. Тем не менее через 2 часа 40 минут мы уже были в Миссес-Коше. Мы с Володей поднялись к могиле Саши Боровикова и довольно долго там сидели. Когда спустились нас ждал шикарный обед из притащенных Шакиром и его друзьями припасов. Друзья Шакира и еще двое туристов, которые уже были около хижины к нашему приходу и участвовали в общей трапезе, внесли свою лепту в виде банки ветчины, остались ночевать в хижине, а Шакир и наша тройка в 14.30 начала спуск в лагерь. Шакир предложил спускаться по леднику (в наши времена так не ходили) и мне было интересно посмотреть новый путь. Первая часть пути по леднику очень приятная, ледник ровный и чистый. Потом стали появляться камни, а ближе к языку ледника и спуск на язык, полностью завален огромными камнями, вмерзшими в лед. Интересно, что я до сих пор помню такую картинку: мы с Андреем скачем как козы по этим камням. Шакир со своими больными ногами не может себе позволить такое удовольствие и Володя вместе с Шакиром пробираются между камнями, продолжая мирно беседовать. На языке ледника нашли тропу и вышли по ней на ровную пойму реки, вытекающей из-под ледника. Перед лагерем нудный подъем по травянистому склону на морену. Назад мы шли 2 часа 10 минут и мне показалось, что путь по тропе приятнее. К обеду мы конечно опоздали, но нам оставили салат и сок. За наше отсутствие Рузя, Юра и Алик успели получить все продукты. Нет только бензина. К вечеру лагерь опустел: большинство ушли на восхождения, оставшиеся уйдут завтра с утра, уйдем и мы если достанем бензин. Весь вечер у нас просидел Шакир, так что легли очень поздно, но с надеждой на хорошую погоду. Бензин удалось достать.

11-го августа мы распределили продукты и в 10 ч. утра тронулись на Миссес-Кош по верхней тропе. Рюкзаки не очень тяжелые, но все-таки основательно портят жизнь. С тропы мы не сбивались, но все-таки дорога заняла у нас 3,5 часа, вместо вчерашних 2ч.45м. Теперь в Мисес-Коше плохо с водой, ручей ушел под землю и теперь за водой нужно подниматься минут 20 и тропы к ручейку нет. Володя и Андрей сразу же взяли котелок и пошли за водой. Сегодня на полянке никого нет, домик пустой и чистый и мы сразу же в нем расположились. Часто проходят группы других туристов, но как правило, не задерживаются. Только одна группа из 5-ти человек задержалась и начала нас настойчиво расспрашивать: кто мы и откуда? Их поверг в шок наш ответ о том, что мы бывали здесь и облазали все здешние вершины еще в далеких предвоенных годах, когда их еще не было на свете. От этих расспросов я удрала за водой, причем захотелось принести побольше. Взяла большой, прочный полиэтиленовый пакет, налила в него 30 кружек воды и с "опасностью для жизни" потащила вниз. Навстречу выбежал Андрей, взял у меня мешок и очень скоро завалился вместе с ним в яму. Спасая воду Андрей повалился на спину, поднимая мешок перед собой. Все-таки мы благополучно спустились, решив на будущее ставить мешок в рюкзак - тогда и руки будут свободные и палкой можно будет пользоваться. Рузя сварила на примусе отличный обед и обедали мы за скатертью, расстеленной прямо на зеленой травке. После обеда мужчины “сосредотачивались”, а мы с Рузей читали, писали и даже немножко гуляли. Через Безенгийскую стену наползло порядочно всяческой мути и осело на леднике плотным туманом. Натаскали со склонов сухих рододендронов и устроили перед сном роскошный костер. Настроение сразу у всех поднялось: надеемся, что завтра будет хорошая погода. Мне не спалось. До трех часов ночи небо было покрыто звездами, постепенно все затянуло, а в 5 часов утра зарядил дождь и не унимался до половины девятого утра, в горах громыхала гроза. Над Рузей протекло и бедные Алики жались на узеньком кончике полатей. Утром 12-го августа вставать не торопились, ждали окончания дождя. У меня настроение мрачное: какие могут быть австрийские ночевки! Ясно, что сегодня ничего не получится, а завтра в 14 часов мы уже должны быть в лагере. Ночь была теплая, а сейчас задул холодный ветер. Не торопясь собрались и в 10 часов стали спускаться на ледник и как только спустились, погода начала улучшаться, а вместе с ней и мое настроение. Уже видна Миссес-Тау, видна стена, потом появилась и вся Дых-Тау. Однако, когда добрались до разветвления ледника, все опять потемнело: стена, чуть проглядывается в разрывах облаков, а в “Шхарином углу” в сторону перевала Дыхни-Ауш, полный непроглядный мрак, с каждой минутой становящийся все беспросветнее. Сели перекусить. Сидим, наблюдаем, как группа туристов заползает понемногу на морену. Володя предложил тайное голосование: идти дальше или возвращаться? Я сказала, что продолжать подъем без надежды на ночлег на приюте “Австрийские ночевки” бессмысленно (нам было известно еще в лагере, что приют забит восходителями). Рузя вздохнула с облегчением: “раз Ирина за возвращение, то голосовать незачем”. В 15ч.20м. мы поплелись обратно, а вскоре пошел дождь, настолько сильный, что пришлось вынимать накидки. Часа через полтора дождь кончился и когда около 19-ти часов мы сидели за обедом на поляне в Миссес-Коше, мы с Рузей требовали разжечь большой костер (хворост еще оставался), но мужчины были неумолимы. Еще перед трапезой на нашу поляну поднялись трое молодых чехословацких альпиниста. Узнав, что среди нас находится Володя Кизель, они зацокали языками и потребовали, чтобы мы все сфотографировались вместе с ними. Начались расспросы, Володя давал им советы: на какие вершины стоит сходить для тренировки. Потом они ушли в лагерь. Хотели было идти по леднику, но на ледник наполз такой густой туман, что предпочли тропу. Уже в 21 час мы залегли спать. Спать, однако, никому не хотелось и стихийно возник стихотворный вечер: все что-то декламировали, один за другим и я вспомнила зимнюю ночевку во Влахеренской, куда в далеком 1934 году Леша Малеинов притащил меня знакомится с “настоящими” альпинистами. В 3 часа ночи я выползла погулять и обнаружила чистое звездное небо и ярко сверкающую, совершенно чистую Безенгийскую стену.

Утро 13-го августа великолепное. Погода чудесная, солнце жарит, на небе ни облачка. Ну что бы поменять местами вчерашний и сегодняшний дни, тогда прощание с этим самым любимым нашим районом Кавказа было бы ярче и полнее. Не спеша позавтракали, убрали в домике, закопали банки и навели чистоту на полянке, попрощались с Миссес-Кошем и в 10ч.40м. тронулись вниз по тропе. Юра, обычно очень скупой на эмоции, и ограничивающийся в своих дневниках только датами и самыми необходимыми фактами, добавил после краткого описания спуска такие слова: “это спуск вниз навсегда”. В лагерь вернулись в 13ч.20м. Пообедали в столовой и разбрелись кто куда стирать и сушить на солнце свои вещи. Еще в первый день приезда в лагерь нас (особенно нас с Рузей) взяла под свое покровительство очень милая женщина, ответственная за чистоту всех помещений (что-то вроде завхоза по санитарному состоянию лагеря). Звали ее тетя Шура, но нам она годилась в племянницы, а мне, Юре и Володе, чуть ли не в дочери. Ей было уже 60 лет, с 1972 года осталась вдовой и растила восьмерых детей, а сейчас она бабушка уже 15-ти внуков. Так вот после ужина Шура повела нас в домик, в котором пока жили иностранные альпинисты (бывший КСП) и разрешила напоследок всем принять горячий душ. Потом она долго рассказывала нам с Рузей о своей жизни и мы сердечно с ней распрощались.

На следующий день (14 августа) мы должны были ехать в Кара-Су. В 1981 году мы там были еще с Виталием, прожили дня три, из которых один был особенно хорош: дивной погодой, замечательной прогулкой по плоскогорью с яркими разнообразными цветами и прекрасными видами гор. Все остальные дни вспоминаются грязными дорогами, отсутствием воды и многими другими неудобствами. Мне было достаточно тех воспоминаний и ехать в Кара-Су не хотелось, но я молчала. Машина за нами должна была приехать во второй половине дня, а до обеда мы с Рузей ходили вниз по ущелью “по ягоды”. Сами наелись “от пуза” и мужчинам принесли, впрочем они тоже погуляли. Машина за нами пришла только в 18 часов и шофером был наш старый знакомый Миша. Собственно он не за нами приехал, а повезет в Нальчик 8 чехов и 5 человек из лагеря, нас же забросит в Кара-Су. Так все и было. Миша высадил нас в полной темноте в 21 час, но высадил точно в том месте, где мы стояли прошлый раз. Наверное все на нас смотрели как на “шизиков”, а по-моему мы такими и были. Володя мгновенно выбрал места для двух палаток, сбегал в мокрый, глинистый овраг за водой. К счастью светила луна. Благодаря Володиной и Андрюшиной оперативности лагерь наш был разбит быстро и в 10.15 мы уже с наслаждением пили чай на краю того самого поильного желоба, который запомнился еще с 1981 года. Фотографы собирались встать в 6 утра. А ночью была гроза и дождь не прекращался до самого утра. Парадокс - кругом мокрым-мокро, под ногами чавкает чуть ли не болото, а настоящей воды нет. Следующий день был дождливым и унылым. Дождь сменялся густым туманом. Завтракали всухомятку, разжечь костер не удалось, найти чистую воду тоже. Все хуже, чем в 81 году. Тогда скот здесь не пасли, а сейчас всюду стада коров, нет и в помине чудесных цветов и конечно ужасно не повезло с погодой. После 13 удалось разжечь костер и мы устроили ранний обед. Единственное приятное новшество: много хороших дорог в разные стороны и мы с Рузей после обеда ушли высоко в горы. Видели много ферм, молокоперерабатывающий пункт, встретили много машин с молочными цистернами, часто встречались огромные стационарные цистерны с водой. Вернулись после 18-ти и соорудили ужин. После ужина снова пошли гулять, уже вместе с Аликом в ущелье Белой речки. Вернулись в полной темноте, когда палатка с Володей, Юрой и Андреем уже залегла спать. Ночь прошла без дождя, но видимости никакой. На следующее утро (16 августа) встали в 8.30 и обнаружили мужскую палатку пустой. Алик развел костер, мы приготовили завтрак, а после завтрака мы с Рузей погуляли еще часа три. После обеда начали готовиться к отъезду, а в 17 часов сняли палатки. Дождя нет, но кругом сплошная серость и сырость. Я себя не узнаю, все мне не мило, с трудом удерживаюсь от воркотни.

Около 18-ти вышли на полянку к дороге. Небо хмурится, ползут черные тучи и в 19 ч. полил дождь. Уселись на рюкзаки, накрылись тентом и стали ждать Мишу. Он не заставил нас долго дожидаться, подъехал через 15 минут. Усадили Рузю в кабину, остальные полезли в кузов плотно набитый людьми и рюкзаками. Миша домчал быстро, в начале девятого мы уже были у гостиницы. Такое грустное получилось у нас прощание с Кара-Су. Дежурная передала нам, что Шакир звонил в Цей и там нас уже ждут. Стараниями того же Шакира у нас два 3-х местных номера. После горячего душа держали совет. В Цее прошли оползни, много человеческих жертв: ехать или не ехать? Порешили ехать и назначили подъем на 6 утра.

Итак 17 августа началась для нас Цейская часть поездки. Автобус от Нальчика до Орджоникидзе идет 2,5 часа по степи, через бесконечные фруктовые сады. В 9.40 мы уже были на автостанции в Орджоникидзе. Тут мы позавтракали, тут же встретили дочь Алика Асю. У Аси такая же путевка в лагерь Торпедо, как у нас, так что в нашем полку прибыло. Володя, Алик и Андрей взяли такси и укатили на городскую базу Торпедо, где узнали, что в 14 часов в лагерь пойдет машина специально отвезти нас. Володя с Андреем отправились на базу за машиной, чтобы нам всем не тащиться туда. В 14 часов машина уже была на автостанции и мы погрузились. Володя все время активно действующий и заметно нервничавший, получил наконец возможность расслабиться. В 14.10 мы уже ехали по Военно-Осетинской дороге. Это единственная из трех дорог, с которой я незнакома. Военно-Сухумскую дорогу я прошла, когда мне было 13 лет, по Военно-Грузинской мы с Володей и Аликами проехали в 1987 году, а вот теперь наконец и Военно-Осетинская. В начальной своей части она не очень привлекательна. Сначала едем на Алагир, потом вдоль реки Ардон. Горняцкие поселки, которые мы проезжаем, грязные, пыльные, некрасивые: Мизур, Нузал, Бурон. В Буроне расстались с Осетинской дорогой и стали подниматься по крутому ущелью вверх к Цею. В 16.40 остановились перед домиком администрации. Расположен лагерь в чудесном густом лесу. Тут и толстенные буки и громадные сосны. Прямо над лагерем возвышается огромная крутая скала Монах. На самом деле это не скала, а длинный гребень, но из лагеря создается впечатление отдельной скалы. Сейчас здесь дождь и туман и все-таки очень красиво. Нас встретила радушная кастелянша Тамара Георгиевна Смирнова, раньше работавшая в этом же лагере инструктором. Для нас заготовили 3 двухместные комнаты, но нас-то теперь семеро. В конце концов для женщин освободили гостевой 2-х комнатный номер - прихожая, она же столовая и 4-х местная спальная комната. Все замечательно. Единственная неприятность - ужасающее состояние туалетов во всем корпусе, такого я не видела даже на захудалых автостанциях. Дождь шпарит почти непрерывно, но Ася успела обегать наш лагерь, и соседний, и гостиницу Горянка. В 20 часов поужинали, а потом сидели в нашей столовой и гоняли чаи. Кипятильник нам собственноручно вручила Тамара. Тем временем Аська, еще до отбоя, умудрилась под проливным дождем сбегать на танцы.

Такие чудеса могут быть только в горах. С утра (18 августа) светит яркое солнце и все преобразилось. После обильного завтрака мы первым делом решили подняться по канатно-кресельной дороге на Сказский ледник. С нами пошла и Тамара и благодаря ее присутствию мы сэкономили по 1р.20 на каждый нос. Длина трассы 2000 м. Начинается на высоте 1980 м. и кончается на 2400 м. Теперь я знаю где катались на лыжах мой Володя с Андрюшкой прошлой зимой. После канатки пошли смотреть осетинский молельный дом "Реком" недалеко от лагеря. По-видимому в этот Реком ходят молиться жители верхнего и нижнего Цея. Это просто одноэтажное строение, обнесенное оградой из диких камней. Что внутри неизвестно, а снаружи не интересно. Прошли вверх по ущелью мимо гостиницы Горянка (современное 6-ти этажное здание), но скоро натолкнулись на заслон заповедника. На речке под заповедником обитатели Горянки устроили себе пляж на камнях. На солнце греются и мужчины и женщины и дети. В 13.30 не дойдя до цирка ущелья повернули назад и в 14 были уже дома. После обеда мужчины "сосредотачивались", Рузя с Асей ушли за малиной, а я уселась за дневник. После ужина пошли опять к Горянке, встретили престарелого осетина и он рассказал нам, что Мамисонский перевал закрыт, ездят в Грузию только через тоннель. 19-го августа лагерь опустел: ушли на занятия с ночевкой, ушли на восхождения. Сегодня пойдем в то же ущелье Цей-Дон, что и вчера, но сегодня хотим дойти до верха. Верховья Цей-Дона - это заповедник. На кордоне нас проверили, но пропустили. Вышли выше леса, по склону поднялись выше ледника, а в 13.15 отдохнули и пошли вниз. Ущелье понравилось, однако хороших видов нет. После обеда остались дома. Обсуждаем что же мы должны здесь посмотреть. Хорошо бы достать в лагере машину, доехать по Осетинской дороге до Заромага и оттуда пешком дойти до старинных селений Нар и Тиб. Володя безуспешно ловит неуловимого начальника лагеря, чтобы добыть машину для поездки, дабы не пришлось голосовать на дорогах. После ужина зашел к нам ветеран лагеря Цей, проработавший здесь инструктором не менее 7 лет, но было это довольно давно. Рассказал, что единственный здесь панорамный пункт это пик Турист, но на него подниматься от селения Верхний Цей часов 5-6. Мы с Аськой захотели подняться туда вдвоем, но Володя немедленно наложил на наши затеи категорическое "вето".

На следующий день (20 августа) погода с утра великолепная. Пошли гулять по направлению к селению Верхний Цей и осмотрели турбазу Цей. Компания наша разделилась. Алик, Ася и я отошли от шоссе и стали подниматься по грунтовой дороге в селение, остальные предпочли погулять по лесу и "попастись" на малине. Перед самым ответвлением дороги прошли место выноса на дорогу селевого потока. В ночь с 14-го на 15-ое августа этот селевой поток снес лагерь эстонских туристов. Прямо на поверхности лежит кучка грязных, измятых вещей, найденных поисковой группой: тут и какие-то тряпки, и консервы, и остатки котелков. Долго не могла отвлечься от мысли об их страшной гибели. В селении Верхний Цей пусто, все на сенокосе: только оштукатуренные домики с плоскими крышами и рядом с ними полуразрушенные башни, сложенные из плоских камней, напоминающие "Муцо" в Хевсуретии. Вечером, как всегда, собрались в нашей женской очень уютной "кают-компании" в которой Рузя является радушной и внимательной хозяйкой. Володе удалось настигнуть начальника лагеря, но пока результат переговоров не в нашу пользу: насчет машины не удалось поговорить, а нам предстоит выступить перед участниками.

Перед сном решили завтра подъехать рейсовым восьмичасовым автобусом до дороги в селение Верхний Цей, а оттуда подняться к панорамному пункту сколько хватит дообеденного времени и, конечно, если позволит погода. В 7.40 (21-го августа) все готовы к выходу на автобус, кроме Володи, который опять ищет начальника и должен догнать нас. Однако выйти мы не успели. В 7.40 ворвался Володя и сказал немедленно выходить на обязательное построение: так распорядился начальник лагеря, которого Володя наконец настиг. А я в походном виде, который никак не подходит для построения. Сокрушенно осмотрев меня Володя безнадежно махнув рукой, посоветовал хотя бы надеть сверху куртку от приличного тренировочного костюма. На построении нас приветствовали в "приказе" и наградили медалями лагеря Торпедо: на одной стороне горнолыжник на трассе, на другой ледоруб и веревка. После завтрака новое распоряжение: никуда не идем, так как после 10 часов должна быть машина с шофером Германом, которая и привезла нас сюда из Орджоникидзе. Спустились к Бурону, а в 12.10 поехали вверх по В.О. дороге. Дорога выше Бурона очень красива. С обеих сторон реки Ардон высятся отвесные скалы. Проехали тоннель, прорезающий скалу. Раньше до сооружения тоннеля дорога буквально висела над крутым обрывом к Ардону. Через 5-6 км. ущелье расширяется. Внизу селение Заромаг, но мы туда не спускаемся, а едем по новой дороге, будущей транскавказской автомагистрали. На высоте 2050 м. пробит Рокский тоннель через цепь гор, протяженностью 3,6 км. Теперь машины в Южную Осетию не будут ходить через Мамисонский перевал. Километрах в 20-ти от тоннеля рядом с дорогой расположено старинное село Нар, в котором родился Коста Хетагуров, а теперь там музей его имени. Тут мы остановились и полазали среди остатков древних осетинских башен и поснимали в свое удовольствие. Селение Нар стоит при впадении реки Лья-Дон в р. Закки Дон. Около 14 часов мы спустились к селу Заромаг расположенному на высоте 1800 м. Мост разрушен. Пытались переехать через речку, но ничего не получилось. Это значит, что для поездки в Тиб предстоит очень далекий объезд. И мы отступили. Решили в Тиб не ехать, а поспешать в лагерь к обеду. В наше оправдание погода действительно испортилась: все небо кругом заволокло тучами и даже начал накрапывать дождь. В 14 часов мы пустились в обратный путь и в 15 часов вернулись в лагерь. В эту поездку мы ездили вшестером без Аси. Ася была занята своим внедрением в группу новичков, идущую завтра на ледовые занятия на ледник Уилпата. Перед ужином мы успели погулять до канатки, а потом все вокруг затянуло тучами, пошел дождь и шел не переставая всю ночь. А мы после ужина помогали Асе укладывать рюкзак и учили ее пользоваться обвязками, вязать узлы и одевать современное альпоборудование. Ей, бедняжке, вставать придется в 5.30 утра. Почти весь день (22 августа) был дождливым, а утром 23 августа нас встретило солнышко и почти безоблачное небо, только кое-где зацепились за скальные пики легонькие облачка. Вчера вечером мы получили привет от Аськи. Художник из Баку, живущий в нашем доме, успел таки между 17 и 19 часами сбегать наверх в лагерь новичков проведать своего сына. Он то и принес привет от Аси: сидит пьет чай и очень веселая. В 7 ч. утра (23 августа) к нам постучались мужчины и велели срочно собираться. Выходим без завтрака, и чтобы сократить нудное ожидание на шоссе, подъедем до дороги к Верхнему Цею рейсовым восьмичасовым автобусом. Все получилось отлично и в 8.30 уже шагаем по грунтовой дороге к селению Верхний Цей (мы с Аликом уже второй раз). Опять рассматриваем ущелье, в котором под селевым сходом погибли 7 туристов, и гадаем где могли стоять их палатки. Отгадать трудно, ведь могла быть зеленая лужайка, полностью заваленная сейчас селем. Погода по-прежнему чудесная, но вершины постепенно охватываются облаками и Володе так и не удалось сфотографировать Чанчахи, на которую он лазал по стене в составе Витальевой команды. Прошли мимо лагеря, в котором ночуют туристы при подъеме на пик Турист. Лагерь расположен в сосновом лесу и очень живописен. Там построены деревянные домики и сейчас какая-то группа здесь обедает. Мы продолжаем подниматься. Дорога на вершину (а может быть на перевальный гребень?) очень хорошо просматривается. Очень хочется подняться туда, на это уйдет не больше 2,5 часов. Однако Володя считает, что к обеду нужно быть в лагере и назначает начало спуска на 11ч.30м. По-моему это полная ерунда, но спорить бесполезно. Единственное, что мне удалось выторговать - это 40 минут, которые я использовала с удовольствием. Прошла сосновый лес и вышла над осыпями к столбам низковольтной линии передач, поднимающейся к самому гребню и как бы заманивая подняться и меня. Я поднималась до 11.15, остановилась и с горечью подумала: "подумаешь обед пропустить. И это говорит Володя, который в 1983 году, несмотря на молчаливое недовольство всей группы отпустил меня одну искать в неизвестных горах без всяких троп мою "Голубую мечту" (помеченное на подробной карте озеро). Как я тогда была ему благодарна! Конечно, с тех пор прошло 6 лет, и Володя уже не тот и я, по-видимому тоже, хотя чувствовала я себя отлично и дорога была совсем простая и мне так хотелось хоть чего-то достичь и увидеть еще что-то новое. Так я простояла минут пять и для меня это было настоящее прощание с горами. Потом повернулась и помчалась бегом к нашим, которые засели в малиннике. Мчась вниз я наткнулась на большой участок белой малины, которая оказалась и крупнее и слаще красной. Увы, времени нет, хотя я спустилась за 5 минут до контрольного срока. И совершенно напрасно торопилась: мы начали спускаться только в 12 часов. В лагерь вернулись в 14.45, зайдя еще по дороге на кладбище селения Верхний Цей. Для меня это был, пожалуй, самый приятный день из проведенных в Цее. На следующий день (24-го августа) сереньким туманным утром после завтрака мы все сидели в нашей уютной кают-компании и решали как и когда следует отсюда добираться до Орджоникидзе: сегодня дневным автобусом (тогда можно погулять по городу, но необходимо где-то переночевать, а это опять заботы), или поддаться уговорам лагерников и ехать завтра утром на лагерной машине прямо к поезду (к 9-ти утра). Победил второй вариант: едем завтра. Погода улучшилась, посветлело и мы пошли гулять. Набрели на заброшенный лагерь "Молния", разрушенный почти полностью селем в 1961 году. После обеда пошел дождь, но мы не волновались, увидев, что машина Германа уже пришла в лагерь. 25-го августа в 5 часов утра еще при луне мы выехали из гостеприимного лагеря и Тамара Георгиевна провожала нас. В 6ч.30м. мы уже были на вокзале в Орджоникидзе.

Это было последнее наше далекое путешествие: прощание не только с горами, но и с другими далекими совместными поездками. Это не значит, что никто из нашей компании никуда не ездил, но ездили небольшими группами либо в обустроенные лагеря (Асовас, Литва), либо в недалекие места. В 1990 году Ведениковы с Верой Шер провели часть лета в заповеднике Данки и даже я приезжала к ним туда раза два. Они по просьбе директора заповедника Грани Литкинса охраняли его дом и следили за приусадебным участком когда Граня со всей семьей уехал на месяц в отпуск. Приусадебный участок был в полном порядке и поддерживать этот порядок не составляло большого труда и не мешало пользоваться в свое удовольствие всеми прелестями чудесной природы заповедника. В 1993 году Володя Кизель помог купить путевки на турбазу Академии наук Асавас в Литве Андрею Натану, его сыну Саше и Ведениковым и они провели там вместе очень хороший месяц, а Володя ездил туда каждое лето. Андрей Натан пару лет подряд проводил на облюбованном им месте под Псковом: ставил там палатку и жил совершенно один. Ну а я, начиная с осени 1988 года, каждый год уезжала к Наташке в Израиль. Первые годы ездила на 3-4 месяца, потом на полгода. Тогда еще сил у меня было много и я пользовалась любой возможностью, чтобы познакомиться с самыми разными уголками Израиля, страны маленькой, но очень интересной и удивительно разнообразной. Сначала ездила с Наташиным мужем Алешей, который несколько лет подряд зарабатывал на жизнь в благотворительной организации. Он развозил на своем маленьком грузовичке различные вещи, собранные для вновь прибывающих туда на постоянное жительство из самых разных стран, но в основном из СССР, а после начала перестройки в 1985 году из всех стран, выделившихся из СССР. Потом, когда в Израиле была организована широкая сеть “Ульпанов” (школы для изучения государственного языка иврит), которые в течение полугода могли бесплатно посещать все вновь прибывшие, я стала ездить с экскурсиями, которые организовывали “Ульпаны” для своих слушателей. Сама я Ульпан никогда не посещала, но всегда находились знакомые, учащиеся “Ульпанов” и устраивающие меня на экскурсии.

В первые годы моего пребывания в Израиле я хорошо познакомилась со страной и знала ее даже лучше, чем живущая там постоянно Наташа. Но я очень тосковала по нашей постальпинистской компании и старалась приезжать в Россию обязательно к началу мая, чтобы проводить 2-3 дня на нашей любимой полянке. Что же собой представляет наша полянка? История ее такова. Володя Кизель, бродя в одно из воскресений (несомненно это было “прекрасное” воскресенье) по лесам в районе Дмитрова (Савеловская ж.д.), набрел на большую, удивительно красивую поляну. Она была настолько хороша (кругом красивейшие леса, есть рядом небольшая речушка, никаких деревень поблизости, и вместе с тем, всего 4 километра от ж.д. станции “74 километр” на ж.д. ветке Дмитров - Александров), что Володя подумал, что в таком месте хорошо бы пожить несколько дней. Начиная с 1981 года мы много лет подряд проводили первомайские праздники на полюбившейся нам “Полянке”. В годы, когда приход весны сильно запаздывал, мы переносили посещение “Полянки” на праздничные дни “Победы” 9-го мая. На Полянке мы проводили по 2 или 3 майских дня. Это были для нас дни встречи весны и воспоминаний о былых совместных походах. Приходилось изрядно “попыхтеть” под тяжелыми рюкзаками 4 километра, но потом три дня блаженствовать, живя как прежде, в палатках, готовя пищу на костре и ночуя в спальных мешках. В зависимости от температуры и погоды менялись места нашего лагеря: начали с поляны, потом перебрались на опушку леса, потом спустились к небольшой зеленой полянке на берегу речки, а последние годы перебрались через речку и стали разбивать палатки на ровном месте над речкой прямо посередине леса. Наш лагерь не был виден даже с речки и мы иногда уходили из лагеря все, оставляя палатки без присмотра, и не было случая, чтобы у нас что-нибудь пропало. Состав посетителей “Полянки” год от года, конечно менялся. Начали мы ездить по-моему с 1981 года, то есть тогда, когда мы еще ежегодно отправлялись в дальние путешествия. В те годы именно на “Полянке” обсуждались планы на лето. Сейчас в 2005 г. мы с Верой Поляковой пытались припомнить всех участников, побывавших на “Полянке” и вот что у нас получилось: Абалаков Виталий и Валя Чередова, В. Кизель, Нелли Казакова и Сережа Лукомский, Юра Ведеников и Вера Полякова, Исай Дайбог, Вера Шер и Лена Соляева, Ия Розовская, Хргиан, Борис Петров и Адель Комаровская, дочь Ведениковых Лена Хелковская с мужем Никитой и я. Были годы, когда некоторые брали с собой детей. Так, в 1985 г. я ездила на “Полянку” с внучкой Кнопочкой, а Володя Кизель со своим внуком Никитой, а в 1991 году Лена (дочка Ведениковых) и ее муж Никита взяли с собой 4-х летнюю Аню. И по моему в 1992 году с нашей “Полянкой” познакомились и Алики, которым из Дубны было приезжать труднее, чем нам из Москвы. Тогда я встречала и провожала их на станцию из уже установленного лагеря, так как приезжали они только на один день и, конечно, не могли знать дорогу.

Кстати о Дубне. Приблизительно в те же годы, когда мы встречали весну на “Полянке”, мы ездили каждые 8 марта в Дубну и вместе с Аликами “провожали” зиму в Дубне, гуляя на лыжах по окрестным лесам и по льду прочно скованной еще реки Дубны. Конечно жили мы не в однокомнатной квартире Аликов на улице Векслера, а в очень уютной гостинице “Дубна” в которой Алик заранее заказывал нам номера, но все вечера после прогулок проводили у Аликов. Эти ежегодные весенние встречи тоже поддерживали нашу потребность в общении друг с другом, причем там присутствовали и Андрей Натан с Ией, которой на нашей “Полянке” я почему-то не помню. Последний раз я была на “Полянке” по-моему в 1991 году. Кто, и в каком составе ездил на “Полянку” в последующие годы я не знаю, так как у меня самой никак не получалось приезжать из Израиля раньше июня, но в дневниках Юры Веденикова мы с Верой отыскали упоминание о том, что Володя с друзьями, Андрей Натан и Юра ездили на нашу “Полянку” еще в 1995 году, а в 1996-ом там была даже “захоронена” бутылка то ли коньяка, то ли какого то другого спиртного, оказавшаяся лишней. Боюсь, что эта бутылка так и не дождется никого из нашей компании, так как пожалуй никто из нас уже не в состоянии дойти с рюкзаком до “Полянки” по размокшей, грязной первомайской дороге, ведь с тех пор прошло еще долгих 10 лет. Правда в августе этого 2005 года я еще ходила по 10 км. в лесах вблизи Опалихи и Нахабино, но по хорошим, торным дорогам и тропам, без всякого груза и под бдительным оком моего сына Володи и его жены Маши. Такова история нашей Полянки.

Остается написать немного о волейбольной команде. Волейбольная команда просуществовала с конца шестидесятых годов вплоть до 1987 года. В этой волейбольной команде несколько последних ее лет играла и я. Это не значит, что я была хоть когда-то приличным игроком. Просто команда у нас была особенная, любительская. Были в ней и очень приличные игроки, но находилось место и для совсем слабо играющих, но любящих волейбол, природу и обстановку в которой происходили наши встречи. Центром, душой, создателями и наиболее сильными игроками в команде были члены семьи Галаниных. Позволю себе маленькое отступление назад, чтобы рассказать как возникла команда именно в том определенном месте, где всегда происходили игры. В далекие тридцатые годы семья математика Д. Галанина в течение 10-11 лет снимала дачу в поселке “Ямщина”, расположенном в прекрасном подмосковном лесу, в очень живописном месте на горе над речушкой. Поселок находился километрах в 5-ти от станции “Малые Вяземы” по Белорусской железной дороге и приблизительно на таком же расстоянии от станции “Школьная” по железнодорожной ветке Голицино - Звенигород. В семье Галаниных было четверо детей: Михаил (1915 г.р.), Алексей (1916 г.р.), Ваня (1921 г.) и Наташа (1923 г.). Все дети Галаниных стали физиками: Михаил Дмитрович работал в ФИАНе, Алексей Дмитриевич И Наталья Дмитриевна работали в НТЭФ (институт теоретической и экспериментальной физики), а Ваня погиб на войне, проучившись три года на физическом факультете университета. Ближе всех к нашей альпинистской, а вернее послеальпинистской компании, была Наташа, но и Михаил Дмитриевич ходил в байдарочные походы с Ведениковыми и Гарфами. Однако сейчас речь идет о волейболе, а с волейбольной площадкой история была такова. Во время подмосковных прогулок Галанины часто навещали или просто проходили мимо поселка Ямщина, где все они провели детство. В конце шестидесятых стали приезжать с мячом и сначала играть безо всякой площадки, просто на одной из полян, вблизи поселка “Ямщина”. В начале семидесятых около “Ямщины” возник пионерский лагерь, а вместе с ним появилась и волейбольная площадка внизу под горой у речки. Пионерское лето короткое, всего четыре месяца и осенью, зимой и ранней весной волейбольная площадка пустовала, так как находилась сравнительно далеко от ж.д. станции и каких либо дорог и туристических троп. Вот эта-то площадка и стала центром нашей волейбольной компании. Первыми членами команды были Наташа и Алексей Дмитриевич Галанины (в команде его звали по-домашнему Ликс, так для краткости и я его буду называть в дальнейшем) и жена Ликса Ирина Владимировна Литкинс. Ирина работала в МЭИ, и на волейбол стали приезжать ее друзья и сослуживцы (Радзевиг, Ирина Полевая). Одними из первых же была и семья Негневицких: Иосиф Борисович, его жена Шура Брауде, старший брат Самуил Борисович и младшая дочь Оси и Шуры Оля. Команда с годами менялась, но всегда оставался основной костяк, обеспечивающий полноценную игру. Мне кажется, что я сама влилась в команду приблизительно в 1980 году и лет восемь подряд была ее постоянным и верным участником. Моя невысокая волейбольная квалификация не мешала мне быть полноправным ее членом, впрочем таких, как я на площадке бывало не меньше половины играющих. А наши сильные игроки распределялись равномерно между двумя командами, уравнивая их силы, строго соблюдали все правила игры и делали игру по настоящему интересной. Эти волейбольные сражения по воскресеньям обеспечивали великолепный полноценный активный отдых, включающий лыжные (зимой) или пешие (весной и осенью) прогулки, общение с приятными людьми и азартную игру в волейбол. Из постоянных членов команды мне запомнились: Наташа и Ликс Галанины, Ирина Литкинс, Ирина Полевая (последние годы редко), Вера Шер, Шура Брауде, Ося Негневицкий (к сожалению ушел из жизни слишком рано), С.Б. (Муля) Негневицкий, очень милая женщина Зиночка, работающая на Мосфильме по раскраске мультфильмов и часто приезжающая со своим внуком тоже принимавшем участие в игре, Галя Короткова (тоже очень славная и прилично играющая), младшая дочь Шуры Брауде Оля и ее приятельница Люба (спортивная девушка, играющая с нами не часто, но регулярно и очень неплохо). Последние годы активным членом команды был Сережа Гаврилов, племянник Веры Шер. Вспоминается еще никому неизвестный, но живущий где-то поблизости и часто приходящий к нам мужчина среднего возраста по имени Лев. Кроме него все участники были, как правило, знакомы между собой и помимо волейбола, а вот про Льва ничего не знаю, но приходил он последние года два подряд часто и играл хорошо. Мне волейбольная команда очень помогала жить. Всю рабочую неделю впереди как приз, как приманка, маячил приятный воскресный день, снимающий усталость работы и помогающий переносить бытовые трудности и семейные неприятности.

Вот пожалуй и все о волейболе. Наша команда просуществовала до 1987 года и я была ее участницей до последних дней.

А теперь мне хочется написать несколько слов о Наташе Галаниной. Так получилось, что в походах мы с ней никогда не бывали, но с Ведениковыми и с Гарфами она ходила в байдарочные походы давным-давно еще с 1963 года, и даже с Абалаковыми успела побывать в байдарочных походах 1970 и 1971 годов, я же влилась в байдарочную компанию бывших альпинистов только в 1975 году, тогда как Наташа с 1973 года перешла в семейную компанию и стала ездить в байдарочные походы с семьей Грани Литкинса, а также с братом Ликсом и его женой Ириной. Так и получилось, что в главе 7-ой, посвященной моим путешествиям последних лет, Наташа Галанина не упоминается и появилась только в связи с волейболом. Попробую возместить этот пробел сейчас. Наташа родилась в 1923 году. В 1941 году поступила в университет, который окончила в марте 1948 года. В мае 1948 года она уже работала в ИТЭФ, в котором и проработала всю жизнь. На пенсию ушла в 2004 году в возрасте 81 года в должности ведущего научного сотрудника.

Насколько мне известно, Наташа никогда не занималась альпинизмом и, тем не менее, впервые я познакомилась с ней на слете ветеранов альпинизма в 1965 году. Слет проводился на Кавказе в Терсколе и мы с Нелли на нем присутствовали. В дни слета откуда-то со стороны Узункола в Терскол пришла пешком группа альпинистов и туристов, в которой были Вера Шер, с племянницей Мариной, Ведеников, Дайбог, Наташа Галанина и, кажется, Алик Любимов. Значит Наташа все-таки бывала в горах, но предпочла им байдарки? Наташа была высокой, стройной, но удивительно сильной, чуть ли не мощной. Она прекрасно ходила на лыжах и если бы увлеклась горами могла бы быть незаурядной альпинисткой. Наташа хорошо рисовала, особенно природу и всегда привозила из походов новые картины. Может быть поэтому она и предпочла горам байдарки. В байдарке всегда найдется удобное местечко для холста и для красок, а вот в рюкзаке за спиной их не потаскаешь. С Наташей мы изредка встречались на “послепоходниках” у Гарфов или Ведениковых, но познакомились ближе на волейболе. Я хочу закончить рассказ о Наташе ее стихами, посвященными нашему волейболу. Видимо он доставлял ей (одной из сильнейших игроков) такое же большое удовольствие, как и мне (одной из “любительской” части команды), если вдохновил ее на поэтическое творчество. Вот эти стихи.

Внизу за рекою деревья стоят,
Чуть ветер подует, они зашумят.
Ведь им в удивление каждый раз,
Когда в воскресенье увидят нас.

Чуть заколышется елей ряд.
Что-то друг другу они говорят:
“Смотри, белый мячик на высоте,
А пионеры-то вроде бы не те.

Бегают, смеются совсем как детвора,
А сами-то доценты, а то и доктора.
Здорово играют, весело кричат
Один высокий парень и шестеро девчат.

Дедка с бородою, дяденька в очках,
Как взмахнет рукою, мячик в землю - трах!
А другой-то в кепочке задом наперед,
Левою рукою крепко мячик бьет.

Вроде молодые, все им нипочем
Они и в дождь и в слякоть балуются с мячом!”
Деревья умолкли, поговорив,
А нам показалось, был ветра порыв.

И только снежинки летят над рекой.
А мы ударяем мячик рукой
И он поднимается в светлую высь
Кто на той площадке? Эй, держись!

Сверкают улыбки, взрывами смех,
Кто-то размечтался на виду у всех.
Разошлись тревоги, на душе легко,
Мячик наш летает в небе высоко.

Но вечереет, пора нам домой.
Жаль расставаться с веселой игрой.
Вот и деревья опять зашумели.
С нами прощаются темные ели.

Белые березы не дают пройти:
“Снова приходите, доброго пути!”

дек. 1972 г.

Года идут суровой чередою,
Потери есть, но снова как в строю
Весною, осенью, зимою
Мы в волейбольном радостном бою.

Нам всем достанется победа,
И выигранный красиво гол:
Ведь мы становимся моложе,
Когда играем в волейбол!

март 1977г.

И еще в заключение этой главы мне захотелось написать о давнишних друзьях всей нашей семьи Негневицких: Александре Александровне Брауде (Шуре), ее муже Иосифе Борисовиче (Осе) и его брате Самуиле Борисовиче (Муле). Шура родилась в 1918 году в Екатеринбурге. После смерти отца в 1921 году, Шура со своей мамой перебрались в Москву, где ее мать вышла замуж за Брауде, заменившему Шуре отца. В Москве Шура окончила 10 классов женской гимназии и в 1936 году поступила без экзаменов в Московский энергетический институт (был такой период, когда в МЭИ принимали без экзаменов абитуриентов успешно прошедших специальный тест. С Осей они познакомились еще до начала занятий в институте, при чтении списков принятых без экзаменов. А Муля, по моему, учился вместе с Толей Нетушилом и я помню как Толя рассказывал мне о происхождении его дружеского имени Муля, которым его наградили в институте за маленький рост: от слова “мулек” (так называется какая-то малюсенькая деталь на ружье или даже дырочка в этой детали). Шура, опять же еще до начала занятий, познакомилась на соревнованиях по легкой атлетике с Нуночкой (в последствии с женой Кости Юматова), которая была на курс старше Шуры. Нуна взяла над ней шефство и с тех пор у них началась дружба, которая продолжалась всю жизнь. Через Нуночку и я подружилась с Шурой. В молодости Шура была очень спортивной, увлекалась легкой атлетикой и парашютным спортом, прекрасно ходила на лыжах. Сразу же после окончания института началась война и Шура была в эвакуации на Урале в г. Златоусте вместе со своей мамой и матерью Оси и Мули. К тому времени Муля был уже женат, а в Златоусте жили родители Мулиной жены Фиры. Из эвакуации Шура вернулась в Москву в 1949 году и, после сравнительно недолгих мытарств, устроилась работать на кафедре теоретических основ электротехники (ТОЭ) в МЭИ, возглавляемой в те годы К.М. Поливановым. В МЭИ Шура проработала долгие годы. Вместе с Негневицкими все наше семейство, включая еще и совсем маленькую Наташку, несколько летних месяцев проводили вместе с Юматовыми в байдарочных походах по озерам и рекам Литвы. Встречались мы часто и в Москве. Очень приятные и надежные попутчики, всегда готовые прийти на помощь. Они и нас с Имой выручали не раз, причем делалось это с таким видом, будто это доставляет им самим только удовольствие. Помню в одном из литовских походах, когда Негневицких с нами не было, мы остановились как-то на речке после прохождения очередного порога. Потребовалась заклейка байдарки и стоянка наша получилась незапланированно ранней. По своему обыкновению я пошла просмотреть дальнейший путь и вскоре набрела на одинокий хутор. Расположен он был в таком местечке, что мне захотелось посмотреть кто же там живет. Я зашла и застала всех его обитателей: немолодую семейную пару и их уже почти взрослую дочку Милду. Зашла я под предлогом покупки творога и молока, но семья оказалась такой милой и приветливой, что я застряла надолго. Денег и посуды у меня с собой не было и я сказала, что сбегаю в лагерь и вернусь, но они меня не пустили, уложили мне все в свою посуду, уверяя что торопиться не надо, никуда они не денутся. Принесенные мной продукты были встречены с энтузиазмом, равно как и восторженный рассказ о моих новых знакомых. Быстро все переложили, тщательно вымыли на речке хуторскую посуду и мы с Нуночкой были отправлены назад с новыми поручениями. Почему я пишу об этом сейчас, прервав свой рассказ о семье Негневицких? По дороге Нуночка сказала, что Шура, делясь своими летними планами на следующий год, говорила о том, что хотела бы провести следующее лето в Литве, и мы на всякий случай спросили хозяев не пускают ли они на лето дачников? Нет, дачников у них не бывает, в доме они живут сами, но есть рядом не отапливаемое вспомогательное строение, где иногда останавливаются летом их родственники. Записали мы адрес хозяев, поговорили, накупили уйму всяких продуктов и очень довольные отправились в лагерь. На следующее утро, проплывая мимо хутора мы увидели на берегу Милду, приветливо машущую нам. Мы все замахали в ответ, а Нуна крикнула: “ждите писем”. Я поругала ее: “зачем создавать впечатление что мы всерьез собираемся здесь жить?” Однако Нуночка оказалась права, письма были и история эта имела продолжение: семья Негневицких провела на этом хуторе два, а может быть даже три лета. Они очень подружились с хуторянами, и все были взаимно довольны, а Милда, кажется, при них выходила замуж, но может быть я что-то и путаю. Помню еще как год спустя во время какого-то очередного байдарочного похода, оставив мужчин на дневке хозяйничать в лагере, отправились из другого конца Литвы навестить Шуру на хуторе. Нужно было ехать на автобусе, идти пешком, но все-таки четыре женщины: Нуночка, ее приятельница Елизавета Романовна Гитис с взрослой дочерью Тоней и я, добрались до хутора. Визит был приятным, но очень кратковременным, ведь нам предстоял столь же долгий обратный путь. У меня осталось смутное воспоминание о том, что в какое-то лето наша Наташа прожила на хуторе у Шуры, Оси и Оли дней десять, но когда это было, вспомнить не могу (может быть уже в годы болезни Имы?).

Шура ушла на пенсию в 1973 году, когда у ее старшей дочери Лены родился сын Гриша. Потом была ранняя смерть Оси, в 1985 году. Ося прошел всю войну, причем в самых тяжелых саперных войсках и, по-видимому, сильно подорвал свое сердце.

В 1989 году начался постепенный “исход” семьи из России в Израиль. К тому времени моя Наташа с мужем Лешей и двухлетним сыном Фикой уже уехали в Израиль “на постоянное место жительства” и стали гражданами государства Израиль, а я ежегодно ездила к ним и делила свое время между Россией и Израилем. Я заметила повышенный интерес к этой стране у младшей дочери Шуры Оли и, особенно у ее сына Миши. Я много рассказывала о тамошней жизни, отнюдь не скрывая трудностей, которые ожидают всех вновь прибывших в первые годы жизни там. Однако никакие трудности ни Олю, ни Мишу не смущали и они были “первыми ласточками” из семьи Негневицких, улетевшими в Израиль навсегда. Было это в 1990 году. Незадолго до их отъезда у Шуры случился инфаркт. Прошло еще два года, и в Израиль переехали Шура и ее старшая дочь Лена. Лена приезжала на разведку и за короткое время установила хорошие отношения с Иерусалимским университетом и ей обещали предоставить преподавательскую работу сразу по приезде. Поначалу Шура очень не хотела покидать Россию и Лене в Москве пришлось долго убеждать ее в полной невозможности оставаться одной, а значит своим отказом она и ей закрывает дорогу в Израиль. Обеих Шуриных дочерей я знала давно. Они очень разные по характеру, но обе способные, интересные и яркие личности. Лена была первой учительницей английского языка у моей внучки Иры и я несколько лет подряд водила ее на Ленины занятия (Лена вела тогда довольно многочисленную детскую группу, причем разрешала родителям присутствовать на уроках. Я от ее уроков получила много пользы и для себя, в том числе начала говорить по-английски. Младшая, Оля, закончила Институт электронного машиностроения, но затем ушла из мира техники. Она увлеклась гобеленами, сначала вышивала сама, а впоследствие стала высококвалифицированным специалистом по реставрации старинных гобеленов. Писать о них я не буду, у них жизнь впереди.

Шура приехала в Израиль совершенно больная после недавнего инфаркта. Кроме того она не могла ходить, требовалась операция на суставе ноги. После приезда Шуры я обрела в Израиле близкого старинного друга, а Израиль верного активного гражданина, стремящегося помочь своей вновь обретенной родной стране. Только Муля твердо оставался в России и продолжал работать очень еще долго в своем закрытом институте со строгим режимом секретности. Он дважды приезжал в Израиль и мы встречались с ним и в России и в Израиле. За это время мы крепко подружились с Мулей и в Москве он часто бывал у меня. Кроме того мы ходили с ним гулять в его районе в лесные парки, в старинные помещичьи усадьбы. Он был очень предан семье, всячески старался помогать своим дочерям и внучке. И вот теперь, когда я уже приехала в Москву, не стало и моей любимой Шуры. Сколько связано с ней уже Израильских воспоминаний. Сколько раз мы ездили с ней на самые интересные экскурсии: и на Голаны, и в Хеврон. Это она возила меня на интереснейшую экскурсию по поселениям сектора Газы, теперь уже переданных палестинцам. А на скольких концертах побывали мы вместе! И наконец уже в самые последние годы, наши регулярные прогулки в парке им. Жаботинского напротив ее “хостеля”. Как же мне будет одиноко и грустно без тебя Шура!

Я уже заглянула в XXI век, прожила в нем пять лет, но я ведь не Агасфер и, несмотря на то что мне до сих пор все окружающее интересно, чувствую себя в нем не очень уютно.

На этом я и кончаю свои воспоминания, но не исключено, что в Израиле мне захочется написать еще несколько эпизодов, в частности о моем "доме родном" институте Тяжпромэлектропроект и о нашей семье в годы, предшествующие отъезду в Израиль семьи Наташки. С тех пор я, как маятник, мотаюсь между Россией и Израилем и уже не знаю где же мой настоящий дом.